It may be laid down as a general rule that if a man begins to sing, no one will take any notice of his song except his fellow human beings. This is true even if his song is surpassingly beautiful. Other men may be in raptures at his skill, but the rest of creation is, by and large, unmoved. Perhaps a cat or a dog may look at him; his horse, if it is an exceptionally intelligent beast, may pause in cropping the grass, but that is the extent of it. But when the fairy sang, the whole world listened to him. Stephen felt clouds pause in their passing; he felt sleeping hills shift and murmur; he felt cold mists dance. He understood for the first time that the world is not dumb at all, but merely waiting for someone to speak to it in a language it understands. In the fairy's song the earth recognized the names by which it called itself.
Stephen began to dream again. This time he dreamt that hills walked and the sky wept. Trees came and spoke to him and told him their secrets and also whether or not he might regard them as friends or enemies. Important destinies were hidden inside pebbles and crumpled leaves. He dreamt that everything in the world – stones and rivers, leaves and fire – had a purpose which it was determined to carry out with the utmost rigour, but he also understood that it was possible sometimes to persuade things to a different purpose.
*
В этот миг его сон был прерван высоким печальным звуком. То была медленная грустная песня на незнакомом языке, и Стивен, еще не до конца проснувшись, понял, что поет джентльмен с волосами, как пух.
Когда начинает петь человек, никто, кроме его приятелей, не обращает на это внимания, даже если он поет очень красиво. Кого-то его пение может раздражать, кого-то радовать, но в целом его песня не волнует окружающий мир. На него может взглянуть кошка или собака; исключительно умная лошадь может оторваться от травы и повернуть к певцу голову — но не более того. Когда запел дух, весь мир прислушался к его песне. Облака в небе замедлили свой бег, холмы зашевелились и зашептали что-то, а холодный туман начал кружиться в танце. Стивен впервые понял, что мир вокруг не бессловесен — просто ждет того, кто заговорит на понятном ему языке. В песне духа земля услышала имя, которым она себя называет.
Стивен снова задремал. На этот раз ему привиделось, будто холмы бродят, а небо плачет. К нему подошли деревья и заговорили, они поведали свои тайны и объяснили, когда он может рассчитывать на их дружбу и когда — на ненависть. Оказалось, что и камни, и опавшие листья имеют важное предназначение. Он узнал, что все в мире — камни, реки, листья, пламя — преследует свою цель, которая непременно должна быть достигнута; понял и то, что иногда возможно использовать вещи не по их прямому назначению.
Я ненавижу этот перевод.